Те, кто мало-мальски разбираются в автомобилях, различают их по типам кузовов. Но даже те, кто знает, как выглядит тот или иной кузов, редко знают, почему он называется именно так. А между тем названия типов кузовов были в обиходе у населения разных стран задолго до появления автомобилей. Попробуем проследить, как эти слова укоренились в лексиконе автомобилистов. читать дальшеСедан долгое время считался основным для легковых авто типом кузова. Его отличительные признаки – жёсткий верх, максимальная защита от непогоды, багажный отсек с доступом через отдельную крышку, не имеющий сообщения с пассажирским помещением или соединяющийся с ним благодаря откидывающейся спинке заднего сиденья (сегодня второй вариант встречается почти повсеместно, за исключением моделей, у которых топливный бак установлен прямо за спинкой заднего дивана, как на ГАЗ-3102). А первые седаны, или портшезы, представляли собой крытые носилки с дверцами, в которых передвигались знатные дамы. Носилки эти перемещали два дюжих лакея в расшитых серебром и золотом ливреях, кюлотах, чулках, париках с косичками и треуголках. Этакое элитное транспортное средство в две людские силы. Вплоть до 40-х годов прошлого века отдельные производители, прежде всего американские, предлагали разновидность седана под названием «коч» (coach). Изначально это слово означало традиционную карету, а происходит от названия города Коч в Венгрии, где ещё лет 400 назад было развито производство добротных крытых экипажей. Экипажное дело в Венгрии всегда было поставлено на широкую ногу, его наследием являлось знаменитое предприятие Икарус, к сожалению, закрытое несколько лет назад. Кузов типа коч вместо багажника имел откидную решётку под дорожный кофр. По сути он занимал в номенклатуре типов кузовов именно то место, с которого его вытеснил седан. Наименование "седан" принято не во всех странах. Англичане предпочитают термин "салон", французы - "берлин" (слово «седан» они недолюбливают, так как оно напоминает им о разгроме их армии под одноимённым городом), итальянцы - "берлина". Немцы называют большинство автомобилей с закрытыми кузовами «лимузинами», НСУ Принц 4 (прообраз советского ЗАЗ-966) в рекламе анонсировался как "респектабельный лимузин для добропорядочного гражданина, исправно подписывающегося на государственный займ и вовремя запасающего картофель на зиму". Большинство автомобилей спортивного типа имеет кузов купе. Такие машины имеют пониженный силуэт, увеличенный наклон заднего стекла, двухместный салон или салон с ограниченным пространством для задних пассажиров. Ограниченными сериями спортивные купе строятся на базе стандартных легковых авто. Более дорогие спортивные авто изначально разрабатываются как купе, поэтому имеют более развитые массивные высокие пороги дверных проёмов, скрывающие силовые элементы, обеспечивающие достаточную жёсткость кузова. Название этого типа кузова происходит от coupe (франц. "обрезать"). Первой такой кузов получила модель Рено тип В 1900 года выпуска. Кадиллак с таким кузовом имел прозвище "дедушкин цилиндр", Форд Т - "телефонная будка". Были распространены т.н. докторские купе, на которых частные домашние врачи объезжали пациентов. Это кузов с одной парой дверей, короткой крышей и чётко выделенным багажником. От двухдверного седана (tudor) его отличает характерный силуэт. Купе чаще бывают двухместными. В 20-е годы стандартные купе имели дополнительное откидное сиденье сзади (rumbleseat, "тёщино место"), бизнес-купе имели обычный багажник с крышкой. Характерный каретный стиль сохраняли некоторые купе, созданные Этторе Бугатти и его сыном Жаном в 20-30-е годы прошлого века. Одно время обозначение «купе» получали даже обычные двухдверные седаны и трёхдверные хэтчбэки. Сейчас этому типу кузова, как и прежде, стараются придать максимум индивидуальности, производители включают его в модельный ряд параллельно с базовыми седанами и хэтчбэками, но наделяют более эксклюзивным статусом. Фирма Вольво на протяжении 60-80-х годов делала чёткое разграниечение между двухдверными седанами и купе, последние, как правило, изготавливались небольшими партиями при содействии именитых кузовных домов Англии и Италии. Сейчас ряд фирм предлагает седаны с более стремительным силуэтом под обозначением «4-дверное купе». Прежде понятия "4-дверное купе" не существовало. Были отличавшиеся характерным силуэтом спортивный седан и спортивная берлина (с распашными дверьми и без центральной стойки кузова). Купе-де-виль (городское купе) - так именовался кузов, в котором передний ряд сидений не имел защиты от непогоды, для задних пассажиров было устроено комфортабельное закрытое помещение. Вариант этого кузова с одним рядом дверей имел название "седанка-де-виль". Виктория представляла собой закрытый или открытый кузов, один ряд дверей которого обеспечивал доступ и на передние, и на задние сиденья, для удобства этот кузов часто не имел переднего пассажирского сиденья либо оно было выполнено легко складывающимся в виде страпонтена. Кузов типа универсал сейчас может получить авто даже самой престижной марки, а когда-то такую машину считали чуть ли не грузовиком, Мерседес выпускал универсалы в единичных экземплярах для отдельных обеспеченных любителей охоты и путешествий. В СССР универсалы выпускались как служебный транспорт для предприятий бытового обслуживания граждан – прачечных, телемастерских и т.д.. Частным лицам их не продавали, во избежание использования их для частного предпринимательства. Модификации универсалов ГАЗ-22 и ГАЗ-24-02 поставлялись в таксопарки и службы скорой медицинской помощи крупных городов. Первым универсалом, который стал продаваться без ограничений в СССР, стал ВАЗ-2102. Он сразу пошёл нарасхват у любителей летних вылазок в Крым. Первые «полугрузовые» авто появились как раз по желанию богатых любителей охоты – им нужно было больше места для перевозки любимых собак и всякого снаряжения. Кузова таких машин изготавливались вручную на шасси Роллс-Ройсов и Дэймлеров из ценных пород дерева. Затем такие авто стали заказывать любители гольфа, поло и прочих занятий, для которых требуется большое количество громоздкого снаряжения. Появились и более утилитарные машины для мелких торговцев и фермеров. В отличие от престижных shooting brakes, estate cars (estate – англ. «загородное владение») они назывались просто commerciale. В Североамериканских Соединённых Штатах ряд мастерских изготавливал кузова по образцу знаменитых «фургонов Конестога», их называли Depot Wagon или Station Wagon (Depot Station – почтовые станции, где производилась смена лошадей). До сих пор такие машины на Западе называют estate или station wagon, а термин «универсал» всегда использовался только в нашей стране. Огромные вместительные стэйшн-вэгоны долгое время пользовались популярностью в Штатах, в дань традиции их борта декорировали пластиком «под дерево». Ещё более универсальным и вместительным автомобилем является минивэн. Это практически автобус. Первые такие машины строились ещё в начале прошлого века на легковых шасси именно по образцу тогдашних туристических автобусов. После войны они стали приобретать всё более «автобусный» силуэт, а внутри них стало возможно спокойно расхаживать, лишь слегка пригнув голову. Любое из сидений можно сложить или снять совсем, раскинуть посреди салона удобный столик, чтобы закусить или сыграть партейку в шахматишки. Можно устроить большую постель, чтобы вздремнуть в дальней дороге. А также в крышах многих минивэнов имеется огромный люк, а то и не один, так что можно даже загорать. В Японии популярны минивэны, у которых крыша над передними сиденьями целиком сдвигается назад, а передние двери не имеют оконных рамок, так что получается почти кабриолет. Современные минивэны имеют спортивные модификации с мощными моторами и приводом на все колёса, на базе Фольксвагена Шаран фирма Порше разработала спортивный минивэн Варера, к сожалению, не пошедший в серию. Компромиссом между седаном и универсалом можно считать хэтчбэк. Он не настолько громоздок с виду, при этом ещё более практичен. Заднее сиденье хэтчбэка складывается, и через большой багажный люк можно загружать даже очень крупные предметы, пианино, правда, не влезет. Но телевизор или холодильник – вполне. Первые седаны с большим люком сзади, по силуэту неотличимые от стандартных, делала фирма Ситроэн до войны, в 40-е годы их производство наладила американская фирма Кайзер (модели Кайзер Трэвелер и Фрэзер Вагабонд). Затем эти кузова приобрели огромную популярность благодаря усилиям японцев в этой области. В Европе популярность хэтчбэков началась с выпуска Рено модели 16, хэтчбэк разработали ещё на базе первой модели Волжского автозавода в Тольятти, но этот проект закрыли и машина осталась в единственном экземпляре. А вот Моррис-1800, Лянчия Бета, Фиат-127 только в профиль напоминают хэтчбэки, на самом деле это седаны с узкой крышкой багажника сзади. Классический Мини – это тоже маленький двухдверный седанчик с откидывающейся вниз крышкой багажника, лишь для Ринго Старра Мини переделали в хэтчбэк – ему нужно было возить с собой ударную установку. В наше время автомобили с открытыми кузовами считаются предметом роскоши и элементом «красивой жизни». Раньше они, наоборот, были самыми дешёвыми и ездили на таких машинах небогатые люди, поскольку изготовление закрытого кузова стоило немало. Лишь с развитием массового производства цельнометаллических кузовов путём штамповки и сварки они стали вытеснять простенькие кузова с брезентовым тентом. Родстером в конце 20-х годов называли кузов с лёгким ветровым стеклом, откидывающимся на капот, и вырезами под локти в дверях. Лёгкий тент не мог защитить от сильного дождя, в отличие от солидного многослойного тента на кабриолете. Спидстер - облегчённый вариант родстера с зауженной задней частью типа (boattail или fishtail). Первые спидстеры изготовлены фирмами Мерсер и Штутц, представляли два ковшеобразных кресла-бакэ на раме с цилиндрическим бензобаком за ними, вместо ветрового стекла имелся небольшой круглый монокль на рулевой колонке. Спайдер - гоночный кузов без какой-либо защиты от непогоды и встречного ветра. Современные спортивные модели с кузовом родстер создаются на основе базовых моделей с кузовом купе. Но иногда купе создаётся на основе родстера, как в случае с БМВ моделей Z3, Z4. Фаэтон – кузов с несколькими рядами сидений, имеющий минимум защиты от непогоды. Предназначался прежде всего для поездок в летнее время, загородных прогулок. Его лёгкий тент можно было легко поднять, если погода вдруг портилась. Боковые окошки из целлулоида также быстро пристёгивались кнопками. В хорошую же погоду пассажиры фаэтона могли вволю насладиться солнышком и свежим ветерком, благо даже ветровое стекло откидывалось на капот. Только после этих поездок надо было как следует отмываться, потому что беспрепятственно летящая на ездоков дорожная пыль делала их похожими на трубочистов. Кабриолет получил своё название от лёгкой повозки с большими колёсами и откидным кожаным тентом. Такие повозки имели также кожаные фартуки, защищавшие ноги седоков от грязи. Изначально кабриолеты были одноосными, впоследствии появились двухосные, тоже с очень большими колёсами кабриолеты. Использовались они в сельской местности, именно из-за тряски на ходу они и получили своё название (от франц. сabrio – «подскакивать»). В США кабриолеты чаще называли convertible (трансформируемые). В поднятом состоянии их верх обеспечивал защиту от дождя и ветра не хуже, чем капитальный у седана или лимузина. Боковые стёкла кабриолетов поднимались вместе с рамами из специальных пазов, устроенных в дверях. Ветровое стекло было аналогично таковому у закрытых кузовов, имело солидную раму, способную даже служить защитой при опрокидывании. Для американских авто были характерны такие кузова, как городской кабриолет и седан-кабриолет (convertible sedan), ими оснащались модели самых престижных марок, таких, как Паккард и Кадиллак. Современный кабриолет – это прежде всего разновидность базового купе, седана или хэтчбэка. Сейчас различие кабриолета и родстера трудно определить, некоторые специалисты сходятся во мнении, что кабриолеты строятся на базе обычных легковых моделей, а родстеры – на базе спортивных купе. Если же лишить крыши не спортивное, а «персонально-люксовое» купе, вроде Кадиллака Эльдорадо или Мерседеса 126-й, 140-й, 215-й серии, то это будет также кабриолет. Хотя в 20-30-е годы родстеры строили и на шасси огромных, массивных и совсем не спортивных Роллс-Ройсов и Кадиллаков. Долгое время уникальным считался кузов, цельнометаллический верх которого мог быстро убраться в багажник, обеспечив небо над головой, как в кабриолете. Этот тип кузова изобретён французским врачом-дантистом Паулэном, его мелкосерийное производство наладили на фирме Дарль`Мат, одним из основателей которой стал Паулэн. Такие кузова получали в основном машины на базе Пежо 202 и 402. В 50-е годы был знаменит автомобиль Скайлайнер на базе Форда Гэлакси, его изготовление было весьма расходным для фирмы, а конструкция убирающегося верха и его привода была крайне сложной, одних электрических проводов в ней присутствовало в общей сложности 183 метра. Но в 90-е годы достаточно надёжную и технологичную в производстве убирающуюся металлическую крышу создали на заводах Даймлер-Бенц, а затем французская фирма Юлье наладила массовое производство подобных модификаций автомобилей Пежо. Французы называют такие кузова retractable, в других странах чёткий термин до сих пор не определён. Бывают и «закрытые кабриолеты» с неубирающимся верхом – хардтопы. Первый такой кузов изготовлен по желанию супруги одного из директоров фирмы Бьюик Сары Рэгсдэйл, а затем кабриолеты, снабжённые лёгкой металлической крышей, не включённой в силовую структуру кузова, стали выпускать многие фирмы в Америке и Европе. Этот кузов отличается более широким обзором по сравнению с седаном, а также более изящным силуэтом крыши с тонкими стойками. Производство кузовов этого типа серьёзно ограничилось с ростом требований к пассивной безопасности легковых автомобилей. На базе легковых автомобилей строят и специальные, например для скорой медицинской помощи. В Штатах их называют «профессиональными». В эту группу попадают помимо медицинских однотипные с ними по силуэту катафалки, специальные фургоны и многоместные туристические машины, фактически автобусы на удлинённом легковом шасси. Легковое авто может стать базой для платформы-автовоза или эвакуатора (wrecker, towler), транспортирующего автомобили в полупогруженном состоянии, с вывешиванием одной из осей. Фургон, поставляющий товары в элитные бутики, может быть выполнен на базе Роллс-Ройса или Ягуара, чтобы не смотреться чужеродно в кварталах, где обычно размещаются бутики, а также для более высоких скоростных показателей. Такие фургоны доставляют и заказы на виллы миллионеров. Иногда их выполняют в стиле 20-х годов прошлого века – для красоты. Очень специальным типом кузова является автозак – автомобиль для перевозки лиц, содержащихся под стражей. Сейчас это просто фургон с решётками на окнах, правда, для перевозки политических преступников и мафиози, за которыми нужен глаз да глаз, используются машины с наглухо закрытыми бронированными кузовами. А вот один из первых автомобилей такого типа, построенный фирмой Лесснер в Санкт-Петербурге, внешне не отличался бы от лимузина, если бы не отсутствие окон. Внутри же он был без затей отделан листами нержавеющей стали. Предусматривались и крепления для кандалов. В прошлом были известны такие кузова, как дьюэл-каул фаэтон (dual coul, что-то вроде спидстера с вторым кокпитом для задних пассажиров), и многие другие, диковинные для нас, сейчас к ним возвращаются лишь отдельные дизайнеры и лишь в виде творческого эксперимента. Среди этих дизайнеров заметны прежде всего сильные своими традициями итальянцы, а также японцы. Такой тип кузова, как ландо (разновидность лимузина с откидным верхом пассажирского отделения) в наше время могут изготовить лишь для церемониального экипажа Папы Римского. Ещё в 70-е годы ландо изготовили для лидера ГДР Эриха Хонеккера на базе Вольво-264. Сейчас производство автомобилей носит массовый характер, и даже самые дорогие и престижные авто имеют стандартные кузова. Для легковых авто это в основном хэтчбэк, стремящиеся к престижу предпочитают седаны, а любители туризма – универсалы. Звёзды шоу-бизнеса, «золотая молодёжь» и прочие обитатели таких районов, как Беверли-Хиллз, рассекают на купе и родстерах. А фаэтоны до сих пор охотно используют военные – из такой машины нетрудно открыть огонь в любой момент, а если силы неравны – то десантироваться из неё прямо в придорожный кювет.
Мы видели не раз, как он мчится из города по шоссе со скоростью пятьдесят миль в час, и мой брат Майк всегда сердился и завидовал. — Вот он опять, — говорил Майк. — Куда он, к черту, едет, как ты думаешь? — Никуда, просто так, по-моему,— отвечал я. — Однако он здорово спешит для человека, который едет просто так, никуда. — По-моему, он просто дает ей волю, чтобы посмотреть, сколько из нее можно выжать. — Идет она довольно быстро, — говорил Майк. — Куда он, к черту, может ехать отсюда? В Фаулер, вот куда. В этот паршивый городишко. — Или в Ханфорд, — говорил я. — Или в Бэйкерсфильд. Не забывай про Бэйкерсфильд, это тоже на автостраде. Он может туда поспеть за три часа. — За два, — говорил Майк. — И даже за час и три четверти. Майку было тогда двенадцать, а мне десять, и в те дни, в 1918 году, двухместный автомобиль-купе выглядел довольно забавно: ящик для фруктов на четырех колесах. Нелегко было в те дни заставить автомобиль идти со скоростью пятьдесят миль в час, тем более — купе Форда. Видно, тот человек специально приспособил мотор своей машины. Он, видно, превратил свое маленькое желтое купе в гоночный автомобиль. Мы видели каждый день, как его машина идет из города в сторону Фаулера, а час спустя или около того возвращается обратно. По пути из города автомобиль мчится, бывало, как бешеный, грохоча, дрожа и подпрыгивая, а человек за рулем знай покуривает сигарету и улыбается сам себе, как будто у него не все дома. А на обратном пути машина делала не больше десяти миль в час, человек же выглядел притихшим и усталым. Об этом парне ничего нельзя было сказать толком. Не поймешь, сколько ему было лет, какой он национальности и все прочее. На вид ему нельзя было дать больше сорока, хотя, возможно, ему не было еще и тридцати; и он наверняка не был ни итальянцем, ни греком, ни армянином, ни русским, ни китайцем, ни японцем, ни немцем — словом, ни одной из известных нам национальностей. — Наверно, он американец, — говорил Майк. — Коммивояжер какой-нибудь. Гоняет по шоссе в какой-нибудь городишко, что-нибудь там продает и возвращается дамой не торопясь. — Может быть, — говорил я. Но я так не думал. Скорее всего это был просто парень, которому нравится гнать по шоссе сломя голову, просто так, из лихачества. То были времена автомобильных гонок: Дарио Реста, Джимми Мэрфи, Джимми Шевроле и другие ребята, которые в конце концов погибли при катастрофе на гоночном треке. То были дни, когда вся Америка увлекалась идеей скорости. Мой брат Майк все помышлял о том, чтобы раздобыть где-нибудь денег, купить подержанный автомобиль, подремонтировать его и гонять во всю прыть. Миль этак шестьдесят в час. Тут было из-за чего потрудиться. Не хватало только одного — денег. — Вот так куплю себе авто, — говаривал Майк, — увидишь тогда настоящую скорость. — Никакого авто тебе не купить, — говорил я. — На какие деньги, хотел бы я знать. — Денег как-нибудь раздобуду, — говорил Майк. Автострада проходила прямо против нашего дома, на Железнодорожной улице, в полумиле на юг от склада сухофруктов компании Розенберг. Их, Розенбергов, было четверо братьев; они покупали винные ягоды, сушеные персики, абрикосы, изюм, паковали их в картонные ящики и рассылали но всей стране и даже за океан, в Европу. Каждое лето они нанимали людей из нашей части города, и женщины паковали товар, а мужчины делали работу потяжелее, с ручными вагонетками. Майк ходил наниматься, но один из братьев Розенберг сказал ему подождать годик-другой — надо, мол, еще подрасти и окрепнуть. Это было лучше, чем ничего, и Майк не мог дождаться, когда вырастет. Он выискивал в журналах объявления таких силачей, как Лайонел Стронгфорт или Эрл Лидермен, этих гигантов физической культуры, этих богатырей, которые могли одной рукой поднять над головой мешок муки или еще что-нибудь. Майк только о том и думал, как они этого добиваются; он стал ходить на спортивную площадку «Космос» и подтягиваться на перекладине и каждый день делал пробежку, чтобы развить мускулы ног. Майк здорово окреп, но нисколько не вырос. Когда наступило лето, он перестал тренироваться. Было слишком жарко. Целыми днями мы просиживали на ступеньках нашего крыльца, наблюдая за проезжающими автомобилями. Между нами и шоссе пролегали железнодорожные пути, и нам все было видно далеко на север и на юг, потому что местность была ровная. Нам было видно, как из города катит на юг паровоз, мы сидели на ступеньках и смотрели, как он подходит все ближе и ближе, мы слышали, как он пыхтит, а потом глядели ему вслед и видели, как он исчезает. Мы занимались этим все лето во время школьных каникул. — Вот идет паровоз «С.П. 797», — говорил Майк. — Да, — соглашался я. — А вот, гляди-кa, «Санта-Фе 485321», — говорил я. — Как по-твоему, что в этом вагоне, Майк? — Изюм, — говорил Майк. — Розенберговский изюм, или винные ягоды, или сушёные персики и абрикосы. Братцы мои, как же я буду рад, когда придет наконец будущее лето и я смогу работать у Розенбергов и куплю себе авто! — Братцы! — восклицал и я. Одна мысль о работе у Розенбергов возбуждала Майка. Он вскакивал на ноги и начинал боксировать с воображаемым противником, пыхтя, как профессиональный боксер, подтягивая время от времени штаны, сопя и хрюкая. Братцы! Чего он только не станет делать у Розенбергов! Для Майка было просто ужасно, что он не работает у Розенбергов и не может скопить денег, чтобы купить себе старый автомобиль, наладить мотор и выжимать из него шестьдесят миль в час. Сидя на ступеньках крыльца и наблюдая за проезжающими автомобилями и поездами, он целыми днями только и говорил, что о своем будущем старом авто. Когда на шоссе показывалось желтое купе Форда, Майк сразу сникал: уж больно быстрой была эта машина. Он завидовал этому парню в машине, гнавшему по автостраде со скоростью пять-десят миль в час. — Когда у меня будет своя машина, — говорил Майк, — я покажу этому малому, что значит настоящая скорость. Иногда мы ходили в город. Точнее говоря, ходили мы туда каждый день, не меньше одного раза в день, но дни-то были такие длинные, что всякий день тянулся для нас как неделя, и нам все казалось, что вот уже неделя, как мы не были в городе, хотя на самом деле мы были там не далее как вчера. Мы ходили в город, гуляли по улицам, потом шли домой. Ходить нам, в сущности, было некуда и незачем, но мы любили слоняться у гаражей и складов подержанных автомобилей на Бродвее, особенно Майк. Однажды мы вдруг увидели желтое купе Форда в гараже Бена Маллока на Бродвее, и Майк схватил меня за руку. — Это она, Джо, — сказал он. — Та самая, гоночная. Зайдем туда. Мы вошли и остановились возле машины. Никого не было видно вокруг, все тихо. Потом вдруг из-под машины высунулась голова ее владельца. У него был вид самого счастливого человека на свете. — Хелло! — сказал Майк. — Здорово, ребята, — сказал владелец желтого купе. — Что-нибудь сломалось? — спросил Майк. — Ничего серьезного, — сказал тот. — Просто старушка требует ухода. — Вы нас не знаете, — сказал Майк. — Мы живем в белом доме на Железнодорожной улице, возле Ореховой. Мы каждый день видим, как вы едете из города по автостраде. — Да, да, — сказал этот человек. Кажется, я вас, ребята, где-то видел. — Мой брат Майк, — сказал я, — говорит, что вы коммивояжер. — Он ошибся, — сказал тот человек. Я ждал, что он нам скажет, кто он такой, раз он не коммивояжер, но он ничего не сказал. — Я сам думаю купить машину на будущий год, — сказал Майк. — Наверно, быстроходный «шевроле». При мысли о машине он сделал легкий боксерский выпад, но тут же оконфузился, а наш новый знакомый громко рассмеялся. — Блестящая идея, — сказал он. — Блестящая идея. Он вылез из-под автомобиля и закурил сигарету. — По-моему, вы делаете около пятидесяти миль в час, — сказал Майк. — Пятьдесят две, чтобы быть точным, — сказал автомобилист. — В ближайшие дни надеюсь дойти до шестидесяти. Я видел, что Майку этот человек очень нравится, как и мне. Он был моложе, чем мы думали. Ему было, вероятно, не больше двадцати пяти, а держался он с нами, как парень лет пятнадцати-шестнадцати. Нам он казался прямо великолепным. — Как вас зовут? — спросил Майк. Он умел задавать такие вопросы и при этом не выглядеть дураком. — Билл, — сказал этот парень. — Билл Уоллес. Меня прозвали Уоллес Быстроход. — А меня зовут Майк Флор, — сказал Майк. — Рад с вами познакомиться. А это мой брат Джо. Майк и Уоллес обменялись рукопожатием. Тут Майк опять сделал боксерский выпад. — А не прокатиться ли нам, ребята, немножко? — сказал Уоллес Быстроход. — Братцы! — воскликнул Майк. Мы вскочили в желтое купе. Быстроход повел машину по Бродвею. Он пересек железнодорожные пути напротив складов Розенберга и выехал на автостраду. Там он дал газу, чтобы показать нам настоящую езду. Мгновенно мы пронеслись мимо нашего дома и помчались по шоссе со скоростью сорок миль в час, потом сорок пять, потом пятьдесят, затем спидометр стал показывать пятьдесят одну, пятьдесят две, пятьдесят три, и машина загремела вовсю. К тому времени, когда скорость дошла до пятидесяти шести миль в час, мы были уже в Фаулере. Уоллес замедлил ход и остановился. Было очень жарко. — А не выпить ли нам чего-нибудь прохладительного? — сказал Уоллес. Мы вышли из машины и зашли в какой-то магазин. Майк выпил бутылку клубничной воды, я тоже, и тогда Быстроход предложил нам по второй. Я отказался, а Майк выпил вторую. Сам Быстроход выпил четыре бутылки клубничной. Потом мы опять сели в машину, и Уоллес повел ее обратно очень медленно, не более десяти миль в час, и все время говорил о машине и о том, как чудесно мчаться по автостраде со скоростью пятьдесят миль в час. — Вы здорово зарабатываете? — спросил Майк. — Ни гроша, — сказал Быстроход. — Но скоро я обзаведусь гоночной машиной, буду участвовать в гонках на Окружной ярмарке и тогда немножко подработаю. — Братцы! — сказал Майк. Уоллес высадил нас возле самого дома, и мы с Майком разговаривали о поездке добрых три часа подряд. Это было восхитительно. Уоллес Быстроход — замечательный парень. В сентябре открылась Окружная ярмарка. Там был земляной трек длиной в милю. В афишах на заборе мы прочли, что вскоре состоятся автомобильные гонки. Однажды мы обратили внимание, что желтое фордовское купе не проезжало по шоссе вот уже целую неделю. Майк так и подскочил, когда вдруг понял, в чем дело. — Этот парень — на гонках, на ярмарке, — сказал он. — Пошли скорей. И мы пустились бежать по Железнодорожной улице. Было девять часов утра, а гонки начинались в два тридцать дня, и все-таки мы бежали. Нам нужно было поспеть на ярмарку как можно раньше, чтобы суметь проскользнуть за ограду. Полтора часа нам понадобилось, чтобы то шагом, то бегом добраться до ярмарки, и еще два часа, чтобы туда проникнуть. Два раза нас ловили, но в конце концов мы все-таки пролезли. Мы забрались на трибуну и чудесно устроились. На треке были две гоночные машины: одна черная, а другая зеленая. Немного погодя черная двинулась по кругу. Когда она просажала мимо нас, мы оба так и подпрыгнули, потому что за рулем сидел он, Быстроход, владелец желтого купе. Мы были в восторге. Братцы, уж как быстро он гнал, а гремел-то как — ужас! И пыли-то что напустил, когда на углах заворачивал... Гонки начались не в два тридцать, а в три часа. Трибуны были полны народа. Семь гоночных машин выстроились в линию. Их завели рукоятками, и они отчаянно затарахтели. Но вот они тронулись, и Майк сразу стал как сумасшедший: разговаривал сам с собой, боксировал и прыгал во все стороны. Это был первый заезд, короткий, на двадцать миль, и Уоллес Быстроход пришел четвертым. Второй заезд был на сорок миль, и Уоллес Быстроход пришел вторым. Третий и последний заезд был на семьдесят пять миль, семьдесят пять кругов по треку, и на тридцатом кругу Уоллес Быстроход вырвался вперед, на самую малость, но все-таки вырвался, — и тут вдруг случилось что-то неладное, левое переднее колесо отскочило, и машина бешено перекувырнулась в воздухе. На глазах у всех Уоллеса выбросило из машины. На глазах у всех машина ударила его о деревянный забор. Майк бросился со всех ног вниз по трибуне, чтобы оказаться поближе. Я побежал за ним и слышал, как он чертыхается. Гонки не прекращались, только несколько рабочих убрали с дороги разбитую машину, а самого Уоллеса отнесли в карету скорой помощи. Когда остальные машины проходили семидесятый круг, какой-то человек обратился к зрителям и сообщил, что Уоллеса Быстрохода убило на месте. Господи боже! — Этот парень, — сказал Майк, — он убит. Этот парень, который гонял по шоссе в своем желтом «форде», он убит, Джо! Этот парень, который прокатил нас в Фаулер и угощал клубничной. Когда стемнело, по дороге домой Майк заплакал. Что он плачет, я мог догадаться только по его голосу. Конечно, он не плакал по-настоящему. — Подумай только, такой чудесный парень, Джо, — сказал он. — Вот его-то как раз и убило. Мы по-прежнему просиживали целые дни на ступеньках крыльца и наблюдали за проезжающими автомобилями, но нам было грустно. Мы знали, что человек в желтом «форде» никогда больше не появится на шоссе. Время от времени Майк вскакивал и начинал боксировать воздух, только это было уже не то. Он больше не был счастлив, ему было тяжко, и, казалось, он хочет нокаутировать к черту что-то такое на свете, из-за чего с такими парнями, как Уоллес Быстроход, происходят такие ужасные вещи.